Андре Бьёрке - Паршивая овца [Мертвецы выходят на берег.Министр и смерть. Паршивая овца]
Я спросил, нет ли на территории Аквариума других туристов, кроме нас четверых.
— Есть, — ответила она. — Еще один мужчина средних лет. Турист с Оркнейских островов, который решился приехать в Берген в ноябре, несмотря на самое неподходящее время года.
Я попросил кассиршу позвонить в полицию и не пускать никого больше из туристов на территорию Аквариума до приезда полиции. Она так серьезно восприняла мои указания, что, как я узнал позже, самому Данкерту Мюусу пришлось целую минуту доказывать ей, что он из полиции, прежде чем его пропустили. Это происшествие не прибавило ему хорошего настроения, которое еще больше испортилось, когда он увидел, кто обнаружил труп.
После разговора с билетершей я осмотрел все возможные пути бегства преступника — их было три, и я уже опоздал. Тогда я обежал здание Аквариума и обнаружил, что служебный выход ведет прямо в Норднес-парк. Ворота были закрыты на весьма солидный по виду замок, но он был настолько примитивен, что открыть его не составляло труда. Что и было сделано.
Наконец Мюус закончил с рабочим в комбинезоне. Его взгляд остановился на мне, и он подошел с улыбкой зубастого кита-касатки.
Он так близко стоял ко мне, что я возблагодарил Бога, что он не принадлежит к людям, которые обожают чеснок. Старый сыр — сорт, который выдерживается до коричневого цвета, — больше был в его стиле. Я отступил назад и — уперся спиной в стену.
— Веум, Веум, — сказал он и покачал головой. Я чувствовал себя сродни Каину и Бруту. И тут же со столь свойственной ему внезапной переменой настроения заорал: — Что это за дела такие? — Если бы на голове не было шляпы, он наверняка вцепился бы себе в волосы. — Разве я не предупреждал тебя — не далее как вчера вечером? Разве я недостаточно ясно выразился? Что за черт, Веум?
— Во всяком случае, Мюус, я не совал труп в бассейн! Я просто был здесь. Кто-то… — Я кивнул в сторону пустого бассейна. — Кто-то позвонил мне — вчера вечером — и попросил встретиться с ним здесь. Он ничего не захотел сообщить мне заранее.
— Кто-то? — язвительно переспросил Мюус. — И ты тут же прискакал на встречу, хотя он ничего и не захотел сообщить тебе? И тут же нашел труп? Милый Веум, спец по трупам? Пошел ты к черту, Веум! К черту!
— С этим набором ругательств тебе бы подошло работать выпускающим редактором в центральной газете, — пробормотал я. — Его звали Хенрик, как он сказал. Хенрик Бернер.
— Это мы знаем, у него был с собой паспорт. И билет в Аквариум. Что еще ты хотел бы услышать? — Он зло уставился на меня.
Мы стояли и смотрели друг на друга.
— Ты никогда, конечно, не видел этого Бернера? — Мюус откашлялся.
— Буквально одну минуту.
— Буквально одну минуту? Что ты имеешь в виду?
— Я рассказал тебе о парне в сгоревшем доме. Том, что, казалось, видел призрак собственной смерти. Который лежал на руках у Сирен Сэвог. Это был он.
— Так это был он? — Мюус уже не скрывал своего сарказма. — На руках у Сирен Сэвог? — Затем последовал новый взрыв. — И ты оказался здесь совершенно случайно? Он ничего не захотел сообщить тебе заранее?
— Я понятия не имел, как его зовут! Я увидел его только здесь.
— О’кей, о’кей. Что еще ты можешь сообщить? Ты пришел сюда в назначенное время — и что дальше?
— Здесь не было ни одного человека. Я прошел в подвальный этаж. Слышал шаги.
— Шаги?
— Наверняка, его собственное эхо, — внезапно заявил Педер Исаксен.
Мюус и я уставились на него, как будто только сейчас обнаружили, что он здесь.
— А почему, черт возьми, ты все еще стоишь здесь? — отреагировал Мюус. — Пойди займись чем-нибудь полезным.
— Я не смог бы сказать лучше, — заметил я.
— И ты заткнись, — тут же обернулся ко мне Мюус.
— Я не произнес ни слова.
Педер Исаксен с нежностью и теплотой посмотрел на нас обоих, сделал маленькое балетное па коленками и затанцевал к своим коллегам. Прекрасный сольный танец, который мог бы произвести настоящий фурор на рождественском балу в младшей группе детского сада.
Данкерт Мюус ткнул своим знаменитым указательным пальцем мне в грудь, точно в то место, где все еще осталась вмятина десятилетней давности от прошлого раза. Злые языки утверждали, что этот палец был самым веским аргументом при добывании свидетельских показаний. Он пробуравливал мне грудь и так близко придвинулся ко мне, что я тут же почувствовал запах старого сыра и всех остальных столь же приятных компонентов его завтрака.
— Веум, я был занят расследованием поджога и покушения, корни которого уходили в среду наркоманов. Теперь я расследую убийство. Я хочу, чтобы ты держался от этих дел как можно дальше. Понял? С сегодняшнего дня я запрещаю — повторяю: запрещаю — тебе заниматься поисками фрёкен Сэвог где бы то ни было в пределах нашей Солнечной системы. Ясно?
— Может, тогда в галактике?
— Ясно? — повторил он, еще сильнее надавив мне на грудь.
— А что, если она сама придет ко мне?
— Я прибью тебя, Веум. Изувечу.
— Ты знаешь, что пишут в газетах о таких вещах, Мюус?
Этот исторический эпизод был прерван подошедшим к нам мужчиной крепкого телосложения с зачесанными назад тронутыми сединой волосами, робкой улыбкой на губах и тихим голосом. Похоже, он собирался показать нам последнее поступление в Аквариум. Роалд Серенсен, управляющий. Он спросил, чем может быть полезен и добавил:
— Это самое ужасное, что случалось со времен…
— Со времен визита Хрущева? — перебил его Мюус. — Окажите мне такую любезность и выведите этого господина. Он сделал все, что мог. Все. — Он посмотрел на меня и добавил: — Отдохни, Веум! Отдохни!
Затем повернулся ко мне спиной и слепо устремился прочь, пока не натолкнулся на полицейского, на котором он мог сорвать зло.
Управляющий проводил меня до ворот.
И он, и кассирша явно жалели, что вообще увидели меня.
Я мог понять их.
13
Единственный раз в жизни я последовал совету Мюуса. Я решил отдохнуть.
Усаживаясь в машину, я никак не мог поверить, что приехал сюда сегодня утром, а не полвека тому назад.
Я спустился в город с Нурднесбаккена, проехав квартал, чудом уцелевший во время бомбежек в войну, переживший не только взрыв 1944 года, но и послевоенную экспроприацию. Один-единственный дом здесь сгорел во время пожара в 70-е годы. Остальные же стояли, как и прежде, только еще более заброшенные.
Я проехал по улицам Страндгатан и К. Сюнда на Рыбную площадь. Это могло быть совершенно обычное субботнее утро. Если бы не две вещи. Сияло солнце. И только что умер человек.
